Куценко рассказал, как ему работалось с Орбакайте на съемках фильма «Любовь-морковь»
В российском прокате — комедия «Любовь-морковь: Восстание машин», четвертая часть франшизы с Гошей Куценко и Кристиной Орбакайте. В интервью «Газете.Ru» исполнитель главной роли рассказал, как создавался фильм, а также объяснил, почему семейные комедии зачастую получают не самые высокие оценки при хороших сборах.
— Что вы чувствуете в связи с премьерой фильма «Любовь-морковь: Восстание машин» спустя почти 11 лет после выхода предыдущей части?
— Я взрослый артист, у меня было много премьер — и сформировался некий опыт по поводу любимых проектов. Есть проекты как бы чужие, а есть свои. Вот это свой проект. Когда выходит свой проект и ты начинаешь придумывать ему хорошую судьбу, часто случается, что эта судьба не складывается. Я не хочу сглазить «Любовь-морковь», не питаю никаких надежд. Знаю, что кинорынок — вещь очень обманчивая, кинопрокат — это такая капризная женщина. Поэтому я с любовью отправляю картину, как любимого ребенка, в плавание. Я смотрел ее, мне понравилась.
— Как вы можете охарактеризовать жанр фильма? Это чисто комедия или в нем есть заметные примеси других направлений?
— Это не такая выпуклая комедия «шутки ради шуток», это художественное кино. Формат известен — полтора часа. Мне кажется, это очень приемлемо для такой ненавязчивой картины. Там есть время и посмеяться, и улыбнуться, и расчувствоваться. Это самостоятельное произведение. Оно, с одной стороны, как бы свежее, с другой стороны, это четвертая «Морковка». То есть картина с прошлым: не одно поколение выросло на наших «Морковках», у людей приятные воспоминания, связанные с детством и молодостью. Поэтому надеюсь, что мы это впечатление не испортим.
— Казалось, что третья часть франшизы последняя, потому что после нее долгие годы не было продолжения. Как вам пришла идея создания новой части? Почему вы в эту историю сразу поверили?
— Мы дружим с режиссером Ренатом Давлетьяровым все эти годы. Он всегда с любовью вспоминал «Морковку» и говорил: «Ах, хорошо бы снять еще!» Мы решили, что третья «Морковка» будет последней. Но спустя пять лет начали думать, фантазировать на тему следующей — и три-четыре года ничего не могли придумать. Потом как-то Ренат мне позвонил и говорит: «Давай еще чего-нибудь придумаем».
Прошло время, на тот момент восемь лет, три года назад он говорит: «Давай что-нибудь придумаем». Я думал-думал, ехал на машине и придумал. Чуть в столб не въехал. Остановился, говорю: «Слушай, у меня идея, давай с роботами они махнутся».
Ренат говорит: «Слушай, прикольно, мне нравится». Роботы — это модно, это современно, это завтрашний день. Мы начали писать сценарий — и вот все случилось. Мы вместе придумали сюжет. Потом я пригласил нашего сценариста Диму Пинчукова, он понравился Ренату. Мы придумали сюжет, он создал диалоги.
— Ощущается ли в новой «Морковке» такой большой промежуток времени между двумя фильмами? Какие заметные изменения произошли?
— Раньше «Морковки» снимались по образу некой американской комедии в выпуклых красках. В повествовании все было так помпезно, выпукло, клубно, красиво, гламурно. Новая картина утратила эти шики и прелести, она как бы соответствует своему времени. И темы, которые там затрагиваются, актуальны сейчас. Если тема гаджетов 11 лет назад была не так актуальна, то сейчас это одна из самых новостных тем. Тема современного мира, существования современной семьи. За эти 11 лет мир безумно разогнался, мы летим на максимальной скорости. Люди не успевают справляться с этим временем и творят ошибки. Тяжело на скорости смотреть по сторонам, все смотрят только вперед. А жизнь, мне кажется, это смотрение по сторонам и наслаждение. Когда едешь на машине, чтобы наслаждаться, нужно смотреть направо и налево — там поля, реки, горы. А люди смотрят только на дорогу перед собой, только на асфальт. Подсознательно картина и об этом.
— Расскажите о работе с Кристиной Орбакайте. Какой она предстала в новом фильме?
— Кристина абсолютно не изменилась. Она осталась такой же прекрасной, молодой, энергичной. Мне кажется, это ее самая блестящая роль в кино. Она очень хорошо и обаятельно в ней существовала. Так всегда бывает: когда пишешь сценарий, то партнеру придумываешь роль лучше, чем себе. Это закон такой. Там какие-то были сюжеты, у меня специально отбирали и шутки, и все. Раньше у нас была постоянная борьба на площадке с Кристинкой. Она говорила: «Ну вот, меня обокрали, ты украл мою шутку». Здесь мы ее одарили забавными сценами, она очень смешная. И у нее отличное чувство юмора.
— Вы говорили, что ваши дочери не смотрели предыдущие фильмы. Почему решили показать им этот?
— Кажется, смотрели. Мы были в кино, я говорю супруге: «Слушай, они «Морковку» смотрели, чтобы они были в курсе сюжета?» Она сказала, что они вроде как смотрели. Знаете, полно таких людей, которые не смотрели «Морковки». Надеюсь, что те, кто не видел, посмотрят эту картину и заинтересуются предыдущими частями. Если они проникнутся духом этой картины, то с удовольствием посмотрят и те.
— Как вы считаете, будут ли актуальны предыдущие «Морковки» для современного зрителя?
— На мой взгляд, они не устарели. Когда мы уже почти сняли картину, Ренат придумал заход, чтобы повествование начали дети наших с Кристиной героев — Денис и Алина. Они как бы поделились завязкой, историей, вспомнили то, что было, рассказали историю семьи.
— То есть, фильмы серии можно начинать смотреть с любой части?
— Да. Серия в этом смысле подвижная. Я даже не припомню других таких случаев.
— В чем уникальность этой франшизы для российского кинорынка?
— Когда мы вышли с первой «Любовью-морковью», таких комедий у нас еще не было. Это была первая семейная традиционная комедия для поп-зрителя. Открытая, не специальная, не фестивальная, а такая медийная классическая комедия. Мы собрали рекордную сумму по тем временам, да и сейчас она неплохая — $13 млн.
Это было очень круто. Поэтому родилась идея второй части. И вторая хорошо пошла, да и третья неплохо. То есть, мы шли на опережение. Мы сформировали рынок семейного проката. Напомню, что 15-16 лет назад главенствовало американское кино. Оно руководило процессом.
— В праздники в прокат часто ставят легкие отечественные фильмы, что позволяет им поднимать хорошую кассу. Почему «Любовь-морковь» выходит в нейтральное время? Конкретно четвертая часть — 30 марта.
— Если бы в прокат на Новый год рядом с «Чебурашкой» вышел какой-нибудь Marvel, то вы понимаете, сколько собрал бы «Чебурашка». Это политика, которая заложилась еще «Елками» Тимура Бекмамбетова. Он завоевал пространство новогоднее и создал российскую новогоднюю историю. Честь и хвала Тимуру. Мы с «Морковками» никогда не входили в эту территорию новогоднюю. Наша территория была всегда весна, март, 8 марта. В этот раз мы выходим в конце марта.
— Следили ли вы за российскими комедиями, которые выходили после «Елок»?
— Я помню, как следом за первой «Морковкой» вышел «Самый лучший фильм», который сняли коллеги, наши друзья. Я тогда еще возмущался, говорил: «Как обидно!» Мы только сформировали такую хорошую классическую семейную картину, соблюли все условия культурного общения со зрителем, у нас нет ни одного ругательства, у нас все пристойно, стильно. И вышло хулиганское кино, которое украло у нас аудиторию, разрушило семейный подряд, разрушило представление о семейной комедии. Семейная комедия — это когда родители приходят с детьми. И мы рассчитывали на эту аудиторию. Вторая «Морковка» была рассчитана и на детишек, мы менялись местами с детьми. Это сложно — писать в наше время пристойный сценарий.
— Почему?
— Зритель в каком-то смысле — наверное, в хорошем — развращен. И вообще — в последние несколько лет кино, сериальное творчество очень раскрутилось и набрало вес с появлением платформ. И, конечно, пандемия внесла неоценимый вклад. У меня даже была версия, что это платформы придумали пандемию. Потому что все прилипли к телеку, начав активно смотреть кино и сериалы. Конечно, когда идет игра, она зачастую оказывается игрой без правил, потому что зрителя соблазняют. И в этом кайф кино. Я сам люблю хулиганить.
— Удалось ли вам похулиганить в новой части «Любви-моркови»?
— В семейной комедии для проката, чтобы получить ценз хотя бы 12+, в написании сценария нужно уметь обходиться хорошими, чистыми приемами. Избегать пошлости, не бить ниже пояса. Это такой олимпийский спорт: здесь ногами нельзя, локтями нельзя, в глаза нельзя бить ни сексом, ни крепкими выражениями.
Нужно существовать честно в комедии. Это сложно. Это, наверное, самое сложное, что есть. Заставить людей плакать гораздо легче, чем заставить улыбаться и смеяться. Я сужу по своему театральному опыту. Зритель стал более прагматичным и относительно чувств, и относительно веселья.
— Как вы считаете, почему добрые семейные комедии зачастую собирают не очень высокие рейтинги при больших сборах?
— Потому что они одноразовые, «посмотрел-забыл». Это происходит по той же причине, о которой я говорил ранее — зритель прагматичен. Он понимает, что можно зайти в сеть, открыть с десяток шоу на каналах и посмеяться от души. Включив Comedy Club, ты получишь порцию офигенного, современного, наглого юмора. Я обожаю Comedy, дружу с ребятами. И когда ты приходишь в кино, то очень сложно создать сценарий, который обогнал бы все это и был современным, толковым, осмысленным. Эту картину бы ты запомнил, она не утонула бы в море схожести. Это как стакан воды вылить в соленое море — и вода из стакана сразу станет соленая.
— «Любовь-морковь» отличается от этого потока однотипных фильмов?
— Я не хочу ничего говорить особо про «Морковку», посмотрим. Не хочу сглазить, опять же, но мы понимали это, когда писали. Ренат курировал весь процесс, участвовал в создании сюжета. Когда мы накидывали и предлагали какие-то ходы, он всегда контролировал нас. Он был за честный юмор, как ни странно. И он не хотел опускаться. У него есть своя нравственная планка, и он ее в кино очень сильно придерживается. Поэтому, может быть, эта картина обрела какую-то художественность, не разменялась.
— Со стороны играть робота выглядит очень энергосберегающе. Расскажите, каково это на самом деле?
— Все артисты, на самом деле, мечтают сыграть робота. Это прикольно. Когда идет речь о будущем, у человека сразу пробуждается воображение. Вообще, этим кино и славится — все ищут ту платформу, идею, движок, который разбудит в людях воображение. И зритель начнет фантазировать, улетит в мир фантазий, в иллюзию, забудет о жизни и переместится в мистику, в прошлое или в будущее. Зритель превратится в путешественника. Роботы — как ни крути, это наше будущее, мы никуда не денемся. Дай бог, чтобы они появились быстрее и были под контролем. Хоть что-то будет под контролем, потому что людей стало очень сложно контролировать, люди вытворяют страшные вещи. Если роботы станут нашими помощниками, хочется, чтобы они были миролюбивыми, нашими друзьями.
— А как вы учились его играть, делать эти отточенные движения?
— Мы все современные люди и имеем представление о роботах. Режиссер Андрей Волгин рулил всем процессом, современнейший человек. Мы искали какие-то вещи.
— Вам было смешно в кадре, когда вы друг с другом общались как роботы?
— Нет, это постоянный вопрос. Комедии снимаются всегда немножко в напряженном графике, потому что кино — вещь запланированная. Существует выработка, и нужно успеть все снять. У нас было много натурных съемок, многое зависело от погоды. Мы искали небо, ждали солнца. Нужно, чтобы еще это было смешно. Когда смешно на площадке, как правило, не смешно в кадре. Потому что мы же работники своего цеха, у нас юмор такой особый внутренний. Поэтому может смешить что-то свое. А зритель — это немножко другая аудитория. Я тоже могу превращаться в зрителя, когда смотрю чью-то работу, кино. Юмор, диалог со зрителем отличается от нашего внутрицехового. И если мы там смеемся, что-то нас веселит, то это такой внутренний юмор. Со стороны его увидеть невозможно. Я шел сюда и думал:
«У нас были какие-то смешные случаи?» Ну, да, прикольно было смотреть на Кристину, которая без зуба. Я смотрел на нее и естественно улыбался в кадре». Вот на таком уровне.
— Думали ли вы о том, кого еще хотели бы сыграть? Возможно, это стало бы пятой частью серии.
— Это сложно. Честно, я не знаю, надо ли это. Цифра четыре тоже неплохая. Пять, конечно лучше, но не хотелось бы быть навязчивыми и раздражать зрителей этими цифрами. Меня всегда раздражают цифры. Когда выходит «Форсаж 15», меня это немножко подбешивает. Но с другой стороны, есть мнение, что односерийное кино придумали трусы, которые боятся снимать сериал. Ну да, мы постепенно превращаемся в сериал.
— Если этот фильм зайдет зрителям, будет ли шанс на создание пятой части?
— Обычно так и бывает, все зависит от зрителя. Посмотрим, сможем ли мы заманить зрителя в зал. Но мне кажется, что те, кто попадут в зал, уйдут оттуда с хорошим впечатлением. Они расскажут друзьям, что были на «Морковке», посоветуют тоже сходить, вспомнить молодость, детство или юность.